— Я понимаю, что у тебя нет причин спасать меня, — сказал он в заключение. — Если ты знаешь, как удовлетворить их требования, ты можешь сделать эту работу сам.

Рорк улыбнулся:

— Думаешь, я могу обойти Тухи?

— Нет. Нет, не думаю.

— С чего ты взял, что мне интересно заниматься жилыми кварталами?

— А какому архитектору не интересно?

— Согласен, мне это интересно. Но это не то, что ты думаешь.

Он встал. Движения его были резкими и напряжёнными. Китинг позволил себе сформулировать первое впечатление: странно видеть Рорка с трудом сдерживающим волнение.

— Я хочу всё обдумать, Питер. Оставь бумаги. Приходи завтра вечером. Я дам ответ.

— Ты мне… не отказываешь?

— Пока нет.

— Ты мог бы… после всего, что произошло?

— К чёрту всё.

— Ты готов…

— Сейчас я ничего не могу сказать, Питер. Я должен всё обдумать. Не рассчитывай на меня. У меня может возникнуть желание потребовать от тебя невозможного.

— Всё что угодно, Говард. Всё.

— Поговорим об этом завтра.

— Говард, я… не знаю, как тебя благодарить, даже…

— Не благодари. Если я соглашусь, то по своим причинам. Мой выигрыш будет таким же, как твой. Может, больше. Помни, я никогда ничего не делаю на условиях, поставленных мне другими.

На следующий вечер Китинг пришёл к Рорку домой. Он не мог сказать, что с нетерпением ждал этой встречи. Возможно, и ждал. Боль в голове усилилась. Он мог действовать, но не мог рассуждать.

Он стоял посреди комнаты и медленно оглядывал её. Он был благодарен Рорку за то, что тот не вспоминал прошлого. Но он спросил сам:

— Это дом Энрайта?

— Да.

— Его построил ты?

Рорк кивнул и сказал: «Садись, Питер», прекрасно понимая ситуацию.

Китинг поставил на пол портфель, прислонив его к стулу. Раздутый портфель выглядел тяжёлым. Китинг обращался с ним очень осторожно. Затем он развёл руками и застыл, вопрошая:

— Ну?

— Питер, ты можешь на мгновение представить, что ты один во всём мире?

— Я думал только об этом в течение последних трёх дней.

— Нет. Я не это имею в виду. Можешь забыть, что тебя всегда учили только повторять, можешь думать, думать собственными мозгами? Я хочу, чтобы ты кое-что понял. Это моё первое условие. Сейчас я скажу тебе, чего хочу. Возможно, ты скажешь, что всё это ерунда. Тогда я ничего не смогу сделать. Если ты полностью не осознаешь, всем сердцем, как это важно.

— Я постараюсь, Говард, я был… откровенен с тобой вчера.

— Знаю, иначе я бы сразу отказал тебе. Теперь я думаю, что, возможно, ты поймёшь и внесёшь свою лепту.

— Ты решил взяться за этот проект?

— Возможно. Если ты предложишь мне достаточно много.

— Говард, всё что хочешь. Всё. Я продам душу…

— Продать душу легче всего. Большинство делает это ежечасно. Я попрошу тебя сохранить свою душу — ты понимаешь, что это намного труднее?

— Да… думаю, что понимаю.

— Что ж… Я хочу, чтобы ты обосновал, почему я должен проектировать Кортландт. Жду от тебя конкретного предложения.

— Ты можешь взять все деньги, которые мне заплатят. Мне они не нужны. Ты можешь получить в два раза больше. Я удвою гонорар.

— Нет, так не пойдёт. Неужели этим ты хотел меня соблазнить?

— Ты спасёшь мне жизнь.

— А можешь ли ты привести какой-нибудь довод, почему бы мне хотелось спасти твою жизнь?

— Нет.

— Так как же?

— Это большой проект, Говард. Гуманный. Подумай о тех бедняках, которые живут в трущобах. Если ты сможешь предоставить им приличные условия по их средствам, у тебя будет чувство удовлетворения от благородного поступка.

— Питер, вчера ты был честнее, чем сегодня.

Опустив глаза, тихим голосом Китинг сказал:

— Ты получишь большое удовольствие от этой работы.

— Да, Питер. Теперь мы понимаем друг друга.

— Что же тебе надо?

— А теперь послушай меня. Я работал над проблемой строительства дешёвого жилья в течение многих лет. Я никогда не думал о бедняках, живущих в трущобах. Я думал о возможностях современного мира. О материалах, оборудовании — обо всём, что можно использовать. Сегодня, благодаря человеческому гению, у нас всё это имеется в изобилии. Сегодня у нас необыкновенные возможности. Строить дёшево, просто, разумно. У меня было много времени, чтобы изучить это. После храма Стоддарда я практически ничего не делал. Я не ждал результатов. Просто не мог, глядя на тот или иной материал, не думать: а что с ним можно сделать? А как только начинаю думать, я должен работать. Найти ответ, разобраться. И так я работал многие годы. Мне нравится это. Я работал, потому что были проблемы, которые я хотел решить. Ты хочешь знать, как построить кварталы, где жильё будет стоить пятнадцать долларов в месяц? Я покажу тебе, как сделать, чтобы оно стоило десять. — Китинг невольно подался вперёд. — Но сначала подумай и скажи, что заставляло меня работать в течение многих лет. Деньги? Слава? Альтруизм?

Китинг медленно покачал головой.

— Ага. Ты начинаешь понимать. Итак, что бы мы ни решили, давай не говорить о бедняках, живущих в трущобах. Они здесь ни при чём, хотя я и не завидую тому, кто возьмёт на себя труд объяснять это идиотам. Видишь ли, меня всегда интересовали не мои клиенты, а их архитектурные потребности. Я отношусь к ним как к части профессиональных проблем, как к строительному материалу — кирпичу, стали. Кирпичи и сталь — не цель моей деятельности. Как и клиенты. И те и другие, — лишь средство. Питер, чтобы сделать что-то для людей, нужно быть в состоянии это сделать. А для этого надо любить само дело, а не второстепенные последствия. Дело, а не людей. Собственные действия, а не объект твоих благодеяний. Я буду рад, если людям, которые в этом нуждаются, будет лучше жить в доме, который я построил. Но это не основной мотив моей работы. И не причина. И не награда. — Он подошёл к окну и остановился, глядя на огни города, отражённые в тёмной реке. — Вчера ты спросил: какому архитектору не интересно заниматься жилищным строительством. Я ненавижу даже саму эту идею. Я полагаю, что надо обеспечить приличной квартирой человека, который зарабатывает пятнадцать долларов в неделю. Но не за счёт других людей. Не тогда, когда это повышает налоги и квартирную плату других и заставляет людей, зарабатывающих сорок долларов, жить в крысиной норе. Именно это происходит в Нью-Йорке. Никому не по карману современная квартира — кроме самых богатых и самых бедных. Ты видел перестроенные особняки, в которых живут семьи средних американцев? Видел крошечные кухни и допотопный водопровод? Люди вынуждены жить там, потому что недостаточно бедны. Они зарабатывают сорок долларов в неделю, и их никто не пустит в эти строящиеся дома. Но именно они субсидируют это проклятое строительство. Они платят налоги, а вместе с налогами растёт их квартплата. И они вынуждены переезжать из перестроенных зданий в неперестроенные, а оттуда в квартирки со смежными комнатами. У меня нет желания наказывать человека только за то, что он стоит лишь пятнадцать долларов в неделю. Но будь я проклят, если понимаю, почему нужно наказывать человека, который стоит сорок, более того, наказывать в пользу худшего работника. Разумеется, существует множество теорий на эту тему. Но посмотри, каков результат. Архитекторы двумя руками голосуют за государственное строительство. А знаешь ли ты хоть одного архитектора, который бы не ратовал за планирование городов? Мне хотелось бы задать ему вопрос: может ли он быть уверен, что одобренный план будет именно тем, который он предложил? И даже если это так, какое право он имеет навязывать его другим? А если нет, что будет с его работой? Думаю, он ответит, что не хочет ни того, ни другого. Он хочет работать в коллективе, хочет коллегиальности и сотрудничества. А в результате получается «Марш столетий». Питер, каждый из вас, состоявших в комитете, значительно лучше работал самостоятельно, чем коллективно. Спроси себя почему.

— Кажется, я знаю почему… Но Кортландт…